Читаем без скачивания Литературный оверлок. Выпуск №4 / 2017 - Руслан Гавальда

Когда Аистаил вышел из-под аркад и смешался с толпой этих людей, они сначала не обратили на него внимания. Он смог беспрепятственно подойти к их костру, словно был одним из них. Позже это укрепило их во мнении, что они имели дело с духом или ангелом. Так как обычно они очень остро реагируют на близость чужака.

Но этот маленький одноглазый ишак внезапно оказался среди них, будто вырос из-под земли. Это было первое, о чем они все могли вспомнить. И потом он весь, с головы до ног, вдруг весь засиял красотой, как от лучистого огня.

На миг они отпрянули из благоговения и глубочайшего изумления. Но тут же почувствовали, что отпрянули так, словно бросились к нему толпой, их благоговение превратилось в вожделение, их изумление – в восторг. Этот ишак-ангел притягивал их. От него исходила бешеная кильватерная струя против которой не мог устоять ни один человек, тем более что ни один человек не желал устоять, ибо то, что вздымало эту струю, что увлекало их, гнало их по направлению к нему, было волей, волей в чистом виде.

Они окружили его кольцом, двадцать – тридцать человек, и стягивали этот круг все сильнее и сильнее. Скоро круг уже не вмещал их всех, они начали теснить друг друга, отпихивать и выталкивать, каждый хотел быть как можно ближе к центру.

А потом их последние сдерживающие рефлексы отказали, и круг разомкнулся. Они кинулись к этому ангелу, набросились на него, опрокинули его наземь. Каждый хотел коснуться его, каждый хотел урвать от него кусок, перышко, крылышко, искорку его волшебного огня.

Но ведь плоть отличается прочностью, и ее не так-то просто разорвать; когда четвертуют преступника, даже лошадям приходится тянуть из всех сил. На такое ужасное дело, думал Аистаил они, они не пошли бы никогда, ни за что. И удивлялся тому, как легко все-таки оно им далось, и еще тому, что при всей неловкости они не испытали ни малейшего угрызения совести. Напротив! Хотя в животе они и ощущали некоторую тяжесть, на сердце у них явно полегчало. В их мрачных душах вдруг заколыхалось что-то приятное. И на их лицах выступил девический, нежный отблеск счастья. Может быть, поэтому они и робели поднять взгляд и посмотреть друг другу в глаза.

Когда же они все-таки решившись сделать это, сначала тайком, а потом совершенно открыто, они не смогли сдержать ухмылки, а Аистаил, избежавший уже несколько смертей и казней, резко рванул и от их расправы.

Внезапно ему захотелось вернуться в преисподню и жить в ней, жить со своим именем. Испытать каждое унижение, каждое сожаление, испытать все. Ему захотелось поплыть назад, но он видел одну только воду и уже позабыл, в какой стороне лежит кладбище. Наверное, в той. А может быть, и нет. Если он поплывет туда, то, возможно, лишь удалится от земли. Он увидел справа от себя, примерно в том направлении, в каком, как ему казалось, находилась земля, два паруса, бледных, словно юные луны. До них было далеко, однако ишак поплыл к ним. И заставлял себя плыть, вкладывая в это все силы. Он плыл, пока копытца не начало жечь, а дыхание не стало мелким. Тело его требовало, чтобы он остановился, но все еще напуганый ишак остановиться отказывался. Им владела потребность добраться до лодок – такая же настоятельная, какой была прежде потребность уплыть от своры людей. Ему нужно было, чтобы знакомые руки вытащили его из воды, вернули назад. Он плыл и внезапно заметил, что его бьет дрожь. На удивление сильная, продолжавшаяся, похоже, уже не одну минуту, хоть он и не мог припомнить, когда она началась. Зубы его громко стучали. Он говорил себе, что должен добраться до лодок, и плыл, толкая себя вперед упрямым усилием воли, и вдруг копыта его отказались работать. Прежде с ним такого никогда не случалось, и он решил, что это скоро пройдет. Копытца всегда двигались так, как он им приказывал. Они еще сохраняли способность бить по воде, и Аистаил бил ими, ожидая, когда они вернутся к нему. Вот только тело дрожало и не желало остановиться. Копытца тяжело свисали в воде, однако и работали, подчиняясь ему. Он поискал взглядом лодки. И не увидел их. Голова ушла под воду, и на краткое время копытца вернулись, забились, возвращая его назад, к воздуху. Он выискивал лодки. Говорил своему телу: плыви – и оно плыло, судорожными рывками, точно лягушка. Он попал в беду? Может быть. Может быть, и попал. Он плыл. И думал, что все обойдется. Он устал. И, не желая того, вдруг соскользнул в сон. Во сне он стоял посреди травянистого поля. За полем различались холмы, а в холмах город. В город он не пошел, но знал – город там. Птица пролетела над ним, и он вернулся. Заставил себя вернуться. Что-то присутствовало в воде – огромное, молчаливое бытие. Чайки падали с неба, крича, выискивая рыбу, и ишак подумал: если рядом птицы, в серьезную беду он не попал. Он плыл, однако его трясло, копыта работали плохо. Он увидел одну из них, проплывавшую мимо, и на миг поверил, что с ним кто-то есть, кто-то плывет рядом. Но нет, то было всего лишь его копыто. Ишак вгляделся в него. Увидел, как оно дрожит. И вновь погрузился в сон, и в этом сне его держали на руках, как ребенка. Сон завершился, но какая-то часть Аистаила осталась внутри его. Он понял: внутри сна есть место. Он может позволить укачивать себя. А может плыть дальше. Он знал, что сумеет найти для этого силы, но знал также, что может и остановиться, и если он остановится, то останется здесь, в тишине, вне времени и вдали от своего предназначения. Эта мысль показалась ему изумительной – как виноватое наслаждение, как нечто чудесное и запретное. Он сладко вздохнул. В голове его вертелась песенка, глупая, он и не думал никогда, что запомнит ее. Странно, что ему не снится никто из людей. Перед ним раскрывалась зеленая прозрачность, пышное, усыпанное звездами поле. Он видел, как опускается в холодную зернистую тьму, неся с собой, как ему казалось, подобие бледного, неровного света. И зачарованно наблюдал за этим. Вода внизу выглядела темной, но, достигая темноты, он обнаруживал в ней свечение, призрачное, такое же, как в воздухе его спальни, там, дома, когда под дверь просачивается свет из коридора. Взглянул вверх. Высоко над ним блестела, точно яркое стекло, поверхность воды. Как до нее далеко, удивительно. Аистаил понял, где он, понял, что происходит, и тело его дернулось от судорожного страха и устремилось к поверхности. Она приближалась, руки и ноги горели, горела грудь. Все обойдется. До поверхности было далеко, он не чувствовал, как достигает ее, но, похоже, достиг, потому что легкие его мучительно наполнились воздухом. Он огляделся в поисках лодок и птиц, но увидел лишь зернистый нефрит воды. Увидел висящий в ней свет. Пузырьки, совершенные, как звезды. И понял в это мгновение, что может покинуть себя и дышать водой. Может уйти, может остаться. Вода пространна; она была им самим; она вместит его. И он позволил себе дышать ею. Боль стихла. Холод воды проник в него ледяным облегчением. Он поднимался к поверхности, и покидал себя, и позволял воде завладеть им. Позволял сам.

Течение с неустанным упорством сносило тело Аистаила на юго-запад, к берегу. Мелкая рыбешка касалась его мордочки, время от времени прядала в открытый рот, зависала там, подергивая плавниками, и стремительно сигала назад. Тело Аистаила плыло, и дно океана поднималось к нему, становясь все светлее и различимее. Полосы водянистого солнечного света играли на Аистаиле, ловя ясный блеск его глаза. Потом свет стал меркнуть. Тело достигло земли лишь после захода солнца, когда берег уже опустел. Волны все выталкивали и выталкивали его на берег, и утягивали назад, и снова выталкивали, еще дальше, пока, наконец, перед самой полночью высокая волна прибоя не выложила Аистаила на песок и не ушла, чтобы уже не вернуться. Тело его покоилось в кривой мертвой позе – лицом вверх, закинув одно копытце за голову и под нелепым углом уложив другуе поверх груди. Ночь была ясная. Рак и Большая Медведица горели в небе. Тело провело на песке, лицом вверх, несколько мирных, никем не потревоженных часов. Оно лежало – распростертое, зловещее, наполненное темной, падшей красотой. Посверкивали застрявшие в ушных раковинах мелкие ракушки, и кружок полупрозрачного, белого, отполированного водой до опаловой чистоты стекла светился в открытом рту.

Татьяна Краснова

Татьяна КРАСНОВА

Родилась в г. Тольятти, живет в Подмосковье. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького. Работала в газетах, журналах и книжных издательствах, побывав на всех ступеньках, от корректора до главного редактора. Автор двенадцати книг. Член Союза журналистов России.

Что такое осень

рассказ

С такой скоростью она давно не бегала. Может быть, даже никогда.

Вскакивать субботним утром ни свет ни заря, вместо того чтобы нежиться в постели до обеда, с каждым разом становилось всё тяжелее. В позапрошлый раз Марина не успела позавтракать, в прошлый – позавтракать и накраситься. А сейчас она вообще проснулась за двадцать минут до электрички. Пришлось просто хватать сумку и нестись со всех ног огородами.